Поймать «Золотого петушка». Хроника создания оперы
Готовясь к июньской премьере «Золотого петушка» — последней работе этого сезона, Большой театр России предложил исследовательский материал об истории создания последнего шедевра Римского-Корсакова. Его мы и предлагаем сегодня вниманию наших читателей.
История создания «Золотого петушка» документирована не очень богато. Римский-Корсаков, до 1906 года подробно фиксировавший творческую историю в «Летописи моей музыкальной жизни», в последние два года жизни отказался от ведения записей. А если учесть, что в первый период сочинения композитор и автор либретто жили в одном и том же городе и общались при личных встречах, письменных источников, позволяющих проследить этапы работы над оперой, сохранилось до обидного мало.
Смысловое пространство «Золотого петушка», созданное в творческом содружестве композитора и либреттиста, впитало в себя все «художественное брожение» времени, оно играет, переливается всеми семантическими его отзвуками. Сатира на власть – в контексте революционных брожений эпохи; лубочный балаган с псевдонародными «масками» - подзаголовок «небылица в лицах» активно подталкивает к такому истолкованию; отсылки к излюбленным образам декадентства и символизма – «Золотой петушок» предстает настоящей загадкой, разрешить которую уже более ста лет пытаются режиссеры, дирижеры и художники, а следом за ними – артисты, критики и публика.
Впервые пушкинская «Сказка о золотом петушке» попадает в поле творческих интересов Бельского и Римского-Корсакова в период работы над «Сказкой о царе Салтане», в 1899 году. В первоначальном замысле «Салтана» фигурировал Звездочет, а черновые записи реплик Ткачихи, Поварихи, Бабарихи в 1 акте, как указывает А. Гозенпуд, включали измененные фрагменты текста пушкинской «Сказки о золотом петушке». 2 июля 1899 Римский-Корсаков пишет Бельскому: «Стихи, присланные Вами, очень мне нравятся (ужасно меня тешит Звездочет)». Но в окончательный вариант «Салтана» мотивы «Петушка» не вошли, и Бельский начинает делать наброски либретто по «Золотому петушку» для… Анатолия Лядова. «Лядову очень понравилась моя мысль, и он изъявил намерение писать на этот сюжет оперу; но, как это часто случалось с покойным Анатолием Константиновичем, его намерение так и осталось намерением», - вспоминал Бельский уже после смерти Лядова, в 1916 году.
Как все появилось на свет из крика петуха
15 октября 1906. Первые музыкальные наброски к последней опере появились в нотной записной книжке композитора. Это были первые фразы новой оперы, а именно – крик Петушка: «Кири-куку, царствуй, лежа на боку».
Тогда же он сообщил о своем замысле Владимиру Бельскому:
«Нет ни службы, ни работы
В день торжественный субботу,
Двадцать первый октября,
Ни на что не посмотря,
К Вам сбираюсь на минутку,
В третьем часе меня ждите
(коль нельзя, то напишите)
Сочинять хочу не в шутку
«Золотого петуха».
Хи, хи, хи да ха, ха, ха.»
21 октября состоялся первый разговор композитора и либреттиста. «Петербургская газета», пронюхав о начале работы над новым произведением, опубликовала заметку, что Римский-Корсаков сочиняет оперу «Илья-Муромец» и конфликтует с либреттистом Вайнбергом. На эту газетную «утку» откликнулась «Русская музыкальная газета», разместив официальное сообщение, что Римский-Корсаков в соавторстве с Бельским пишут оперу «Золотой петушок».
Работа идет очень быстро, уже 25 октября Бельский приглашает Римского-Корсакова посмотреть черновой вариант текста 1 действия: «Хотелось бы в первый раз прочесть вместе и подвергнуть совместной оценке».
Осень 1906 – весна 1907. Бельский принимается за сочинение либретто. Текст сказки «Золотого петушка» Пушкина дописывается, обрастает текстом Бельского, подстроившегося под пушкинский слог, рифму и звучание. Помимо четырёх главных персонажей пушкинской сказки (Царь, Звездочёт, Шемаханская царица и Петушок) Бельский ввел еще двоих – воеводу Полкана и ключницу Амелфу. Два царевича обрели имена – Гвидон (встречаем у Пушкина в «Сказке о царе Салтане») и Афрон.
Текст либретто выделывается очень тщательно. «Знаю, что Вы меня браните, - писал Бельский композитору, - что я просто отбиваю у Вас охоту писать эту оперу… Но не могу же я послать Вам на суд то, чем сам-то недоволен… Слово на сюжет Пушкина вещь очень ответственная… Жду ответа и разноса… посылаю Вам 9-ую версию триумфального въезда». Римский-Корсаков иногда предлагает Бельскому примерный текст фраз для стихотворной обработки, иногда изменяет и добавляет отдельные слова уже в процессе сочинения музыки, иногда обращается с просьбой переделать стихи под выбранный им тип мелодекламации или вокализации. Так, например, 26 декабря он просит дописать «две строки непосредственного перехода к шахматному сну», указывая требуемый размер стиха.
19 декабря в домашнем кругу Римский-Корсаков проигрывает отдельные фрагменты 1 действия, над оркестровкой которого работает в тот момент. В. Ястребцев записывает в Дневнике: «Зашла речь о том, что… многое в этой «небылице в лицах» полно самого едкого комизма, пожалуй, даже сарказма; музыку ее можно охарактеризовать словами берлиозовского Мефистофеля: la bestialite dans toute sa candeur».
К апрелю 1907 первый акт полностью готов. «Великолепная музыка «усыпления Додона», представляющая своего рода колыбельную… государственной обломовщине» (из Дневника В. Ястребцева).
Весна 1907. Перерыв в работе над оперой. Римский-Корсаков под натиском длительных и настойчивых уговоров Сергея Дягилева едет в Париж дирижировать собственными сочинениями, заявленными в программе «Исторических русских концертов», проводимых в рамках первого из дягилевских «Русских сезонов».
Лето 1907. По возвращении из Парижа семья Корсаковых снимает усадьбу Любенск. Интенсивная работа над партитурой. Позднее сын композитора Андрей Николаевич Римский-Корсаков в книге, посвященной отцу, писал: «Смутное предчувствие надвигающегося конца, как часто бывает в тонко организованных натурах, в нем, по-видимому, присутствовало не этим ли предчувствием следует объяснить ту лихорадочную спешку, с которой Н.А. проводит сочинение «Петушка» к концу лета 1907 года».
Композитор торопится, а не получая от Бельского готового текста, набрасывает ему материал для стихотворной обработки. 13 июня, не дождавшись требуемых строк, Римский-Корсаков сам предлагает Бельскому примерный текст фраз для стихотворной обработки: «Петушок-то золотой на спице/ Словно жар горит на солнышке; Как жар горит – столицу сторожит; Так-то так, а вон с востока лезет черная туча: Не предвещает ли чего худого». 25 июня: «Вчера и сегодня меня настолько завлекла мысль о любовной сцене, что я не мог откладывать и решился написать музыку, хотя бы на счете из таможни. Текст этого счета я посылаю Вам на обороте… Я старался воспользоваться всем, что было у Пушкина».
В общей стилистике сцен Шемаханской царицы Римский-Корсаков ищет максимальной ориентальной выразительности. Сохранилось письмо Бельского от 20 июня, в котором он посылает композитору «стихи для протяжной песни царицы на мотив 1001 ночи» - первоначальный вариант показался Римскому-Корсакову слишком «русским», окончательный же впитал аромат лирики восточных поэтов.
1 вариант:
Горестная наша доля,
Скучная девичья воля,
Незачем на свете жить,
Некого совсем любить.
окончательный вариант:
Ах, увянет скоро младость,
Унесет с собою радость.
Смертный, каждый миг лови,
Каждый час отдай любви.
Образ царицы был предметом постоянных споров соавторов. Бельский настаивал на «бесовском соблазне чувственной красоты»; Римский-Корсаков отвечал: «Что Вы подразумеваете под знойной чувственностью в инструментовке?... Если знойная чувственность требует такого же реального выражения, как страдания Ивана Крестителя, когда ему отрезают голову в «Саломее», то я ее изгоняю, ибо допускаю только красоту».
Еще одним предметом дискуссий становился народ в опере. 20 июня Бельский пишет композитору из Павловска: «Мне хотелось, чтобы народ оставался «лицом», а не только рамкой для других лиц, в которую, конечно, безо всякого вреда можно было бы вставить описание происходящего на сцене». В письмах того лета сохранились черновые варианты хора: «И кому нужны мы боле?/ Ох, куда мы с нашей волей?»
В течение августа соавторы обсуждают финал. «Сделайте так: по окончании последнего хора со словами «Что даст новая заря?» - быстро спускается антрактовая занавесь и выходит звездочет; обращаясь к публике, он говорит, что показал ей смешные маски и она может идти спать «до зари» и «до петуха». Проваливается; громкий мотив петушка на трубах в том же тоне, как и в начале, но с гармонией и окончанием ff на аккорде As-dur или на увеличенном fes-c-as. Звездочету надо дать 4, 6 или самое большее 8 стихов. Дорогой! Сделайте! Вы сумеете сделать, как всегда, превосходно, а какая чудесная рамка выйдет для нашей небылицы! И по музыке кругло, да и по идее хорошо; а там пусть себе запрещают, или пропускают конец – какое нам дело? Да и не запретят: ведь мы предлагаем публике спать до зари и петуха, а когда они придут, неизвестно, следовательно, мы самые «благонадежные люди»…» – обращается Римский-Корсаков к Бельскому 4 августа. Три дня спустя получен ответ: «Я всегда восставал против послесловия в «Петушке» и именно для того, чтобы его избегнуть, постарался пристроить слова «сказка ложь, да в ней намек…» в начало оперы. Я рассчитывал на серьезное впечатление от последней сцены хора, и боялся, что всякое обращение к зрителям уничтожит реальность только что пережитых событий, повергнет их в шутку, а между тем, это очень плохая шутка. Предложение публике идти спать до зари и до петуха представляется мне совершенно недопустимым и независимо от цензурных соображений. Употребление слов «заря» и «петушок» в совершенно ином символическом значении, какой придавался им (главным образом, Петушку) во всей опере, очень затемнило бы и исказило бы смысл этого загадочного, но, думается, все же стройного произведения. Сдобритесь и удовольствуйтесь, дорогой Николай Андреевич, тем, что я предлагаю». Бельский опасался, что послесловие Звездочета уничтожит реальность только что произошедших на глазах зрителей серьезных событий и повергнет все в легкую шутку. Однако итогом дискуссии стал привычный ныне финал – идею послесловия Бельский, хотя и с оговорками, принял, и слова Звездочета были композитору отправлены. «Большое спасибо… за согласие на окончание оперы с помощью Звездочета. Мысль и стихи мне нравятся, но почему Вы забраковали предложенный мною вариант – все-таки не понимаю. Ин быть по-вашему!» - благодарил композитор в письме от 31 августа.
29 августа 1907. Окончание работы над оперой. Из воспоминаний В. Ястребцева: «В половине одиннадцатого Римский-Корсаков принялся за дописывание «Золотого петушка», оставалось доделать последние 20 тактов оперы. В 12 часов сели завтракать. Вскоре (в 20 минут первого) появился Николай Андреевич, который только что окончил своего «Петушка». По предложению Надежды Николаевны мы встретили его громкими аплодисментами». 31 августа Надежда Николаевна написала старшему сыну: «Папа третьего дня поставил последнюю точку в «Золотом петушке». Третье действие он оркестровал необыкновенно быстро».
«Гармонию местами довел до величайшей напряженности, – пишет Римский-Корсаков по окончании оперы М. Кругликову. – Нате ж, декаденты, выкусите! А я все-таки до декадентства не унижусь, кривляки порнографические!»
Осень 1907 – зима 1908. Хлопоты о прохождении цензуры и получении разрешения на постановку оперы в Большом театре. Подготовка к изданию фортепианного переложения партитуры. Римский-Корсаков обращается к Бельскому с просьбой написать пространное предисловие, напустив загадочности, снизив актуальность истории и переведя весь сюжет в условное время и пространство. «Не забудьте, что предисловие Ваше к «Петушку» необходимо и даже нарочито для цензуры», – напоминает он в письме от 27 декабря 1907.
В феврале 1908 года Римский-Корсаков занимается корректурой «Золотого петушка» для издания. Здоровье его ухудшается, он все чаще чувствует слабость. 16 февраля Вступление и шествие из оперы «Золотой петушок» исполнены в Петербурге, в Русском симфоническом концерте по управлением Феликса. Блуменфельда.
27 февраля 1908 года «Золотой петушок» должен был пройти цензуру. Из телефонного разговора композитора с В. Ястребцевым: «Театральная (драматическая) цензура многое перемарала. Сперва либретто было получено чистым, но затем (вероятно, по чьему-либо доносу) на следующий же день его снова потребовали в цензуру, и получили вот какой результат: вычеркнутыми оказались Пролог, Эпилог, многие слова Пушкина («Царствуй, лежа на боку!», «Ждем погрома с юга, глядь, ан с востока лезет рать» и проч.) и при этом было кое-что оставлено гораздо более жесткое. Этакие дураки. Почти убежден, что они толком не знают самой пушкинской сказки».
На все требования сделать купюры, искажающие содержание оперы, Римский-Корсаков отвечал отказом. «Если цензура и на новое, совершенно безобидное заключение не согласится, тогда и я не соглашусь и возьму свое либретто назад, а цензуру осрамлю в газете; всему есть предел... Ни в клавире, ни в либретто никаких изменений делать не должно, клавир и партитура должны оставаться в оригинальном виде на вечные времена, а либретто тоже сохранить следует». (Из писем Римского-Корсакова Б. П. Юргенсону). В другом письме он резюмирует итог противостояния с цензурой: «Итак, – с горечью писал он, – «Петушок» в России пойти не может. Изменять что-либо я не намерен».
8 мая 1908 года Управляющий московской конторой Императорский театров фон Бооль сообщил композитору, что «Золотой петушок» в репертуар будущего сезона не включен. 5 июня этого же года он получил письмо от директора императорских театров В. Теляковского: «Московский генерал-губернатор против постановки этой оперы».
За два дня до смерти он писал своему издателю Б.П. Юргенсону: «Что же касается «Золотого петушка», то дело обстоит неблагополучно. Московский генерал-губернатор против постановки этой оперы и сообщил об этом в цензуру, а потому думаю, что и в Петербурге будут против» (от 6 июня 1908 года). В письме Николай Андреевич спрашивал Юргенсона, не попробует ли он через Мишеля Кальвокоресси, французского музыковеда и пропагандиста русской музыки посодействовать постановке «Золотого петушка» в Париже (где совсем недавно исполнялись отрывки из этой оперы в концерте). Это письмо оказалось последним в его жизни. Композитор умер 8 (21) июня в усадьбе Любенск.
Увидеть свое последнее оперное творение на сцене Н. А. Римскому-Корсакову при жизни так и не пришлось.
24 сентября 1909 – первая постановка «Золотого петушка» состоялась в Московской частной опере С. И. Зимина (в театре Солодовникова).
Спектакль выпускали режиссер Петр Оленин, художник Иван Билибин, дирижер Эмиль Купер. В главных партиях выступили: Шемаханская царица – Цецилия Добровольская, Додон – Николай Сперанский, Звездочет – Владимир Пикок, Амелфа – Александра Ростовцева, Полкан – Капитон Запорожец, Гвидон – Федор Эрнст, Афрон – Андрей Диков, Золотой петушок – Вера Клопотовская.
Премьеру предварял анонс: «Последняя опера Н. А. Римского-Корсакова „Золотой петушок“, непринятая к постановке на Императорских сценах, пойдет в наступающем сезоне в оперном театре г. Зимина», – сообщали «Русские ведомости» 16 (03) июля 1908 года. Несмотря на все усилия С. И. Зимина, «Золотой петушок» был исполнен в варианте с урезанным либретто, со многими цензурными изменениями, с которыми композитор категорически не соглашался при жизни.
6 ноября 1909 – первая постановка в Большом театре. «На казенной сцене… постановка богаче и оркестровые силы, конечно, больше, но дух сочинения передан на Вашей сцене вернее. А дух-то и важен в высшей степени», – писала Зимину после премьеры вдова композитора.
Среди «знаковых» постановок «Золотого петушка» стоит отметить представленный в 1914 году в Париже спектакль в жанре оперы-балета, с хореографией Михаила Фокина в декорациях Натальи Гончаровой. Неподвижные певцы исполняли музыкальный текст, а все действие разыгрывали балетные артисты. Европейская публика приняла спектакль с восторгом, но Н. Н. Римская-Корсакова поместила в парижской газете «Фигаро» протест. Впоследствии она составила требования к постановщикам «Петушка»: «Опера должна быть инсценирована в точном согласии с художественным замыслом автора, т.е. именно как опера, а не как иная какая-нибудь форма сценических произведений (вроде, например, парижской постановки г. Дягилева, мною запрещенной». При возможности она настаивала на личном присутствии на репетициях, иначе направляла кого-то из доверенных лиц, отвечавших за соблюдение соответствия постановки замыслу композитора, и всегда выступала против интерпретации «Золотого петушка» в политическом либо символическом плане. (курсив наш – ред.)
Александр Глазунов и Максимилиан Штейнберг (зять Римского-Корсакова) составили сюиту из четырех музыкальных картин по мотивам оперы. Римский-Корсаков задумывал сюиту как отдельное произведение, в таком виде она исполняется в концертах и записывается в студиях.
Нелли Бикбаева
Источник: Буклет к премьере «Золотого петушка» в Большом театре России (2011 год)
21.08.2011