Кирилл Серебренников: «Золотой петушок» — не детская опера!
Предлагаем вниманию наших читателей интервью с режиссером-постановщиком оперы «Золотой петушок» в Большом театре России (июнь 2011 г.) К. Серебренниковым. «Имеющий глаза, да увидит» насколько декларации модного постановщика адекватны замыслу композитора и либреттиста и что в результате получилось на сцене…
Интервью Елизавете Шмаковой
В одном из интервью Вы сказали, что музыка мешает Вам и в театре, и в кино. И вот Кирилл Серебренников ставит оперу…
Я имел в виду, что кино без музыки делать тяжелее. Она настолько самодостаточный и самодовлеющий элемент, что порой возникает искушение за нее спрятаться, и мне кажется, что «честное» кино должно быть без музыки, чтобы музыка не перекрывала и не прикрывала его. Для драматического спектакля я предпочту использовать музыку, специально сочиненную и, главное, никоим образом не иллюстрирующую происходящее на сцене. А в музыкальном театре – понятно, что это главный элемент, и я ведь уже не первый раз оперу ставлю!
Не скрою, что «Золотого петушка» последний раз слушал в детстве. И в моем сознании эта опера всегда проходила по разряду детского утренника. Но когда прислушался – там такое... И я не устаю обращать внимание руководства на то, что мы делаем взрослый спектакль!
И что именно поменяется в привычном детском утреннике?
...Ну, у нас все вполне по либретто.
Вы всегда очень смело распоряжаетесь литературным первоисточником. В этот раз было желание переписать либретто на современный манер?
Нет! На мой взгляд, это одно из лучших русских либретто с остроумными текстами, с очень хорошими диалогами. Для сатирической оперы, философской сказки, своего рода притчи – прекрасный текст.
И все же дыхания современности Вам избежать не удалось. Макет подсказывает, что спектакль своего рода реплика сегодняшнего дня.
Наверное. (улыбается) «Сказка ложь, да в ней намек, добру молодцу урок».
А в чем же тогда «взрослость»? В присущем современному театру стебе и эпатаже?
Возможно. Я эту сатирическую оперу нисколько не облегчаю до «детского спектакля», напротив. Например, мне кажется интересным, что вся любовная сцена Додона и Шемаханской царицы идет практически вблизи убитых детей. Только что Додон оплакивал убитых сыновей, и уже через секунду он об этом забывает, увидев красивую женщину.
Не так давно Вы сделали со своими студентами спектакль «Отморозки» по Захару Прилепину. Крайне актуальное произведение получилось. «Золотой петушок» будет актуальной оперой? Предпосылки ведь есть.
Не знаю, как и ответить. У нас же от актуальности все шарахаются. Мне кажется важным, чтобы опера, оперный театр, как таковой, был современен, воспринимался жанром современного искусства. И чтобы зрители явственно понимали, что люди, которые поют со сцены арию, – их современники, и музыка, которую они исполняют, – не просто абстрактно красивые мелодии, написанные сто или больше лет назад.
Что для Вас ставить оперу в Большом театре?
Закулисье, честно говоря, везде одинаково. А работа над оперой больше похожа на кино – на каждую репетицию, как на съемочный день, нужно приходить полностью готовым, чтобы все составляющие сошлись перед камерой: актеры, мизансцена, декорации… В отличие от драматического театра, где в первые репетиционные дни можно что-то искать, придумывать, фантазировать, в опере все нужно сочинить, поставить в уме за несколько месяцев до начала основных репетиций. Ведь все выучили арии, знают ноты, никто не задает вопросов – «кто я? какой я?», и режиссер должен развести спектакль.
Работа с оперными артистами очень интересна, иногда даже напоминает спорт: они постоянно находятся в собранном состоянии, выполняют одновременно столько задач! Увидеть руку дирижера, услышать такт, посчитать, прежде чем вступить – ведь они исполняют сложные вокальные партии, и при этом выполняют режиссерские задачи. На самом деле в нашем спектакле заняты артисты, которым уже не надо объяснять, что петь в опере – это не просто стоять у рампы, неотрывно глядя на дирижера, а надо и ходить, и сидеть, и поворачиваться. И это большое достижение современной режиссуры и тех, кто ставил в Большом в последние несколько лет.
Мне очень повезло с Шемаханскими царицами – и Саша Кубас, и Венера Гимадиева далеки от концепции «я стою, пою и мне никто не мешает». Но и Владимир Маторин, актер старой школы, мне очень близок. Он один из тех, кто задает вопросы о своем персонаже, ищет его повадки, работает именно как драматический артист, как я слышал, артисты в опере часто предпочитают, чтобы их вела музыка.
Сложился ли полноценный тандем режиссер – дирижер?
Да, это удивительное сотрудничество, одновременно и творческое, и техническое. Таким внимательным отношением со стороны дирижера-постановщика, как у Василия Серафимовича, я очень дорожу.
Какие они – герои взрослого «Золотого петушка»?
Мне очень интересна фигура самого Додона. Его принято изображать дурашливым, этаким скоморошьим персонажем, своего рода недоумком. Но мне кажется, в этом персонаже скрыто много психологических нюансов, поэтому мы хотим представить его не буффонной, гротескной фигурой, а более глубокой.
Шемаханская царица – это почти персонаж комикса, такая супер-женщина. Но при этом она пытается разбудить в Додоне, потерявшем на своей должности все человеческое, те струны, которые давно в нем не звучали, разбередить его. И ей это удается. Печально то, что именно тогда, когда они начинают звучать, Додон умирает, такая вот смертоносная выходит любовь.
Народ в «Петушке» – объект одновременно сожаления и иронии, ведь опера написана под впечатлением от безумств первой русской революции, и с сильнейшим разочарованием в ней. Но как истинный русский интеллигент Римский-Корсаков продолжал верить в народ-богоносец, в этой идее он не окончательно разочаровался. Прекрасен саркастический финал – «Что даст новая заря? Как же будем без царя?». Вот мастерство композитора и либреттиста! Двумя штрихами они нарисовали то, над чем мучается уже не одно поколение: портрет русской идеи.
А Ваш «Золотой петушок» – если двумя штрихами – о чем?
О любви.
Источник: Буклет к премьере «Золотого петушка» в Большом театре России (2011 год)
23.08.2011