Римский-Корсаков в Придворной капелле
Неопубликованных писем Римского-Корсакова, к сожалению, существует великое множество, и среди них – весьма значительные по объему и по смыслу документы. Хотелось бы обратить внимание на несколько писем композитора из московских архивов, которые, хотя не могут претендовать на первостепенное значение, однако по-своему интересны, будучи сосредоточены вокруг темы "Римский-Корсаков в Придворной капелле". Это одно письмо композитора из фонда С. В. Смоленского в ОПИ ГИМ и несколько его писем к графу С. Д. Шереметеву, тогда начальнику Капеллы.
Вряд ли нужно напоминать о восторженном преклонении, с которым относился Смоленский к творчеству Римского-Корсакова, и о глубоком его уважении к личности композитора. Смоленский очень высоко ценил также деятельность Римского-Корсакова в инструментальном классе Капеллы, его труд по гармонизации Всенощного бдения и его духовно-музыкальные переложения. В Воспоминаниях Смоленский, в частности, пишет: "Большим поклоном... надо почтить попытки гармонизации древних распевов, сделанные в это время (то есть во время службы в Капелле Балакирева и Корсакова), в эти счастливые для русского пения минуты, когда головы таких умных мастеров додумались написать хоть несколько превосходных страниц, появившихся между всяким старым хламом изданий Капеллы. Таковы Всенощная, "Тебе Бога хвалим" и другие".
Именно при Смоленском целый корпус корсаковских духовных хоров вошел в репертуар – по крайней мере, концертный репертуар – Синодального хора, причем буквально с первых лет директорства там Степана Васильевича. Можно привести перечень произведений Римского-Корсакова, опираясь на составленный нами полный репертуар концертов хора за семьдесят с лишним лет. Этот список выглядит так: Херувимские песни соль мажор и фа мажор, причастен "Хвалите Господа с небес", "Достойно есть", "Тебе поем", великопостные переложения "Се Жених" и "Чертог Твой", прокимен "Господь воцарися" и, конечно же, духовный концерт "Тебе Бога хвалим" - именно он чаще всего включался в программы Синодального хора, что вполне оправданно: сам композитор выделял в своем духовно-музыкальном творчестве именно эту мастерскую вариацию на греческий распев и, что менее известно, использовал ее позже, в опере "Сказка о царе Салтане", иллюстрируя стих Пушкина при встрече Гвидона на чудесном острове: "...Хор церковный Бога хвалит..." Это, кажется, первый случай использования композитором в опере своего же духовного песнопения; второй и последний случай – тема великопостного тропаря "Се Жених грядет" в "Сказании о невидимом граде Китеже". Возвращаясь к Синодальному хору, замечу также, что после кончины Римского-Корсакова он спел целое отделение его памяти – в концерте 2 ноября 1908 года под управлением А. Д. Кастальского. Привожу его репертуар: Херувимская песнь, "Чертог Твой", "Милость мира", "Достойно есть", "Се Жених грядет", "Хвалите Господа с небес", "Тебе Бога хвалим".
Были у Смоленского, как управляющего Синодальным училищем и хором, и, особенно, как у управляющего затем Придворной капеллой, и претензии к капелльской деятельности Балакирева и Римского-Корсакова, прежде всего Балакирева. Суть этих претензий можно выразить кратко: замечательные музыканты и превосходные люди, они не были "церковными певцами", а потому и не понимали в достаточной мере потребностей этой весьма специфической области. Тем не менее, деятельность именно Корсакова Смоленский называл "блестящей страницей" в истории Капеллы: "Он устроил инструментальные классы вполне строго, разумно, и сформированный им оркестр проходил весьма серьезную программу... Отдельно игравшие ученики производили также прекрасное впечатление...". Можно сказать с уверенностью, что, реформируя Синодальное училище, Смоленский и руководимые им педагоги во многом опирались на опыт инструментальных классов Капеллы. Именно с этим обстоятельством и связано письмо Римского-Корсакова к Смоленскому, которое сохранилось в фонде Степана Васильевича в Отделе письменных источников Государственного Исторического музея.
Фонд Смоленского в ОПИ ГИМ политематичен. Значительную часть его составляют нотные рукописи разных авторов и всякого рода каталоги, другая часть связана с документами самого Смоленского – личными и служебными (часто довольно трудно провести границу между этими категориями). Одно из лично Смоленским оформленных собраний эпистолярии содержит письма к нему разных лиц. В коллекции представлены автографы музыкантов (А. С. Аренский, Ю. К. Арнольд, А. А. Архангельский, М. М. Ипполитов-Иванов, В. Н. Кашперов, С. Н. Кругликов, С. В. Рахманинов, В. И. Ребиков, С. И. Танеев и другие), духовных лиц и деятелей церковно-певческого мира, государственных деятелей, литераторов.
Среди прочего в этой папке имеется неизвестное и неопубликованное письмо к Смоленскому Н. А. Римского-Корсакова, датированное 4 февраля 1895 года. Письмо является ответом на запрос Смоленского по поводу сделанных когда-то Римским-Корсаковым педагогических переложений разных пьес для смычковых инструментов. Смоленский в Синодальном училище тоже культивировал ансамблевую игру учеников на струнных инструментах и потому захотел получить эти переложения. Николай Андреевич адресует его к А. С. Аренскому как нынешнему управляющему Капеллой, подчеркивая, что эти ноты принадлежат Капелле и никаких авторских прав на них он не признает. В известном списке сочинений Римского-Корсакова подобные переложения не значатся, как и, например, многочисленные переложения для духового оркестра, сделанные им в предшествующее десятилетие на посту инспектора "музыкантских хоров", то есть военно-морских духовых оркестров.
Письмо Н.А. Римского-Корсакова
4 февраля 1895
Санкт-Петербург
Милостивый государь Степан Васильевич, пиесы, мною когда-то переложенные для смычковых инструментов, составляют собственность Капеллы; я делал их для учеников инструментального класса и никаких авторских прав на них за собой не признаю. Поэтому выдача их вполне зависит от Ант. Степ. Аренского. Прошу только не связывать с ними моего имени, так как некоторые из них не всецело принадлежат мне. Я уже говорил обо всем этом Ант. Степановичу.
С истинным уважением остаюсь Н. Римский-Корсаков (ОПИ ГИМ, ф. 379, № 4).
По-видимому, Смоленский поступил так, как указано в письме, и получил от Аренского ответ, также подшитый в указанную папку:
Письмо А.С. Аренского
9 августа 1895
Санкт-Петербург
Многоуважаемый Степан Васильевич. В настоящее время в Капелле производится капитальный ремонт; для нотного склада, где хранятся рукописи, отводится новое помещение. Вследствие этого я, к величайшему сожалению, не могу исполнить Вашей просьбы. Ремонт окончится в начале сентября, и в октябре, если Вы желаете ознакомиться с имеющимися у нас музыкальными сочинениями, - милости прошу пожаловать к нам; ранее же октября я - повторяю - не могу быть Вам полезным в этом деле.
Если Вы приедете в августе в Петербург, то предупреждаю Вас, что в Капелле Вы никого не найдете, ибо все мы (служащие и учащиеся) вследствие ремонта проживаем временно в Петергофе в Английском дворце.
Искренно уважающий Вас А. Аренский
(Там же).
Дальнейшего развития эта тема не получила, и переложения Римского-Корсакова так и канули в Лету; вероятно, если бы они не были утрачены, Смоленский смог бы разыскать их в пору, когда он сменил Аренского на посту управляющего Капеллой.
Совсем другой характер носят письма Римского-Корсакова, сохранившиеся в огромном фонде графа Сергея Дмитриевича Шереметева в РГАДА. Из восьми писем четыре относятся к 1883 году и связаны с назначением композитора в Капеллу; еще одно письмо того же года – с отъездом Капеллы в Москву на коронационные торжества; одно письмо относится к моменту расставания композитора с Капеллой (конец 1892 года) и, наконец, последние два письма связаны уже не с Капеллой, а с первой постановкой оперы Мусоргского "Борис Годунов" в редакции Римского-Корсакова в петербургском Обществе музыкальных собраний в 1896 году. Дело в том, что средства для осуществления этого спектакля собирались по подписке, и в списке жертвователей первыми стоят имена братьев Шереметевых – Александра Дмитриевича и Сергея Дмитриевича; письма являются напоминанием о взносе обозначенной суммы.
Письма о назначении в Капеллу носят официальный характер, в то время как "письмо при расставании" - характер дружеский. Это заметно уже в обращении: не "Ваше Сиятельство Милостивый Государь Граф Сергий Дмитриевич", как в ранних письмах, а просто, без титулования - "глубокоуважаемый Сергий Дмитриевич", что, конечно, отражает истинный характер отношений между автором письма и его адресатом: речь идет об обмене фотопортретами при уходе композитора из Капеллы; вскоре после этого ушел из Капеллы и Шереметев.
Письма к Шереметеву являются поводом для того, чтобы поставить вопрос; кто же все-таки "определил" Римского-Корсакова на службу в Капеллу? Безусловно, этого весьма желал Балакирев, чью кандидатуру, в свою очередь, поддерживал Т. И. Филиппов; очевидно также, что назначение не могло состояться без санкции К. П. Победоносцева, хотя официально Капелла не подчинялась Св. Синоду: она входила в ведомство Министерства двора. Филиппов и Победоносцев, два самых влиятельных деятеля начала царствования Александра III, находились в сложных отношениях друг с другом, поэтому и назначения новых лиц в Капеллу проходили ведомственные инстанции не без заминок. По-видимому, решающее значение сыграло здесь мнение Шереметева, который стал новым начальником Капеллы. Это подтверждается другим документом из архива графа в РГАДА - подборкой (РГАДА, ф. 1287, оп. 1, № 3932), оформленной самим Шереметевым и снабженной наклейкой с его собственноручной надписью: "О мерах к улучшению церковного пения в России. По вопросу, возбужденному императором Александром III. 1885 год ". Подшивка состоит из шести единиц: доклада на имя императора М. А. Балакирева под тем же названием (конец 1885 года), ответной записки К. П. Победоносцева (20 января 1886 года), возражения на эту записку от имени Придворной капеллы (документ без подписи и даты; авторы - М. А. Балакирев и Т. И. Филиппов), письма С. Д. Шереметева к императору при посылке ему второй записки Капеллы, а также вступления и послесловия графа.
Ныне это довольно масштабное собрание документов подготовлено к изданию в альманахе Богоявленской регентско-певческой семинарии. Процитирую фрагмент из послесловия Шереметева: "С первых дней по назначении моем Начальником Придворной Певческой Капеллы почивший незабвенный Государь Александр III не раз высказывал свой взгляд на необходимость обратить внимание на церковное пение в России.
Принимая на себя возложенную обязанность, я лично считал ее для себя выполнимой только при условии привлечения к делу лучших музыкальных русских сил.
Когда обеспечено было вступление в управление Капеллою М. А. Балакирева и Н. А. Римского-Корсакова, связанных тогда дружбою, я уже не мог уклониться и по личным отношениям к Государю – долгом почел принять возлагаемую на меня обязанность. При этом я почитал главною своею задачею – принести пользу делу церковного пения в России - помощию сил, сосредоточенных в Придворной Капелле, которой принадлежит наблюдение за правильностью употребляемых в церквах [напевов] и за музыкальными произведениями".
Отсюда понятно, и что сыграло решающую роль в назначении двух действительно крупнейших русских музыкантов в Капеллу, и какие всеобъемлющие – конечно, нереальные для решения – задачи ставились перед ними. Подшивка Шереметева дает отчасти и ответ на вопрос, почему новая гармонизация всего круга церковного пения, - а именно такая задача прежде всего ставилась перед новыми деятелями, - остановилась на Всенощном бдении. Дело было не только в нарастающих разноречиях между Римским-Корсаковым, поначалу усердно работавшим в этой области, и Балакиревым, который чем дальше, тем больше смотрел на опыты духовной композиции своего бывшего ученика, по крайней мере подозрительно. Здесь были и объективные, "политические" резоны.
В записках Капеллы речь шла не более и не менее как о реформировании церковного пения по всей России и о подчинении Капелле всех участвующих в этом деле лиц, о чем прямо говорится в первой записке Балакирева: "Подчинить регентов церковных хоров по всей России, а равно и учителей церковного пения и самое преподавание оного, надзору Придворной Капеллы, с предоставлением ее начальству права устранять регента или учителя в случаях самовольного исполнения недозволенных сочинений или за неспособностию и незнанием своего дела".
Подобная постановка вопроса вообще возникала не впервые: эту идею пытался провести в жизнь еще в 1840-х - 1850-х годах другой директор Капеллы - А. Ф. Львов, добивавшийся единообразия церковного пения по всей стране путем повсеместного введения собственных переложений (как придворного напева, так и того, что он сам считал "старинным пением"). Разумеется, М. А. Балакирев был совсем другим деятелем, нежели А. Ф. Львов. В его пору Капелла отнюдь не стесняла никакого творчества и, собственно, во многом утратила свои цензурные права (хотя в архиве Капеллы сохранился ряд рукописей, а в некоторых случаях и изданий, присланных для "одобрения" в Капеллу и снабженных рецензиями Римского-Корсакова, подчас весьма остроумными). Но вопрос о повсеместном, "обычном" пении и приведении его в порядок стоял по-прежнему остро, и приглашенные в Капеллу "лучшие русские музыкальные силы" должны были создать круг образцовых переложений традиционных распевов – уже не в "общеевропейском", а в "национальном" стиле – для последующего его распространения по всей России. Такое предприятие казалось тогда возможным.
Скорое крушение подобных планов Шереметев объясняет "человеческим фактором" - враждой между обер-прокурором К. П. Победоносцевым и государственным контролером Т. И. Филипповым, а также фактором административным – позицией по данному вопросу Министерства двора: оно попросту не желало ничего предпринимать, требуя от Капеллы лишь пристойного пения за службами в присутствии императора и его семьи. Разумеется, это слишком простое объяснение.
Важными и злободневными представляются в шереметевской подборке документов вопросы "собственности" на церковное пение и "ответственности" за него. Столкновение позиций может быть кратко выражено двумя тезисами:
Победоносцев: "Хоры церковные принадлежат к церковному клиру и потому могут быть подчинены в отношении исполнения песнопений в церкви только духовной власти".
Балакирев: "Возвращение церковному пению его строгого художественного образа и глубоко умилительного строя – есть та великая задача, к благоприятному разрешению которой Придворная Капелла употребит все находящиеся в ее распоряжении силы и средства".
К этому можно присоединить и третью, уже собственно "профессиональную" позицию (вторая записка Балакирева): "...Самый достойный во всех других отношениях пастырь может не иметь ни вкуса, ни знаний церковных напевов, изучение коих... не было обязательно для воспитанников семинарий и духовных академий до недавнего времени".
Что касается аргументации, то здесь любопытным образом оказываются правы обе спорящие стороны. Прав К. П. Победоносцев, утверждающий, что в изданиях Капеллы изменены, сокращены и искажены древние напевы, что здесь в русское пение внесена "чуждая духу нашей церкви итальянская гармонизация", что директора Капеллы "налагали руку на все, что создавалось вне Капеллы" (всю эту подборку обвинений можно впоследствии найти в разных работах деятелей Нового направления). Но прав и М. А. Балакирев, отвечающий, что при "резких переменах, происшедших в духе и направлении" руководителей государственной и церковной жизни в XVIII веке, Капелла, будучи Придворной, и не могла пойти по иному пути, что не Капелла виновата в недостатках церковно-певческого образования священников и что именно архиерейские хоры являются к настоящему времени хранителями всякой итальянщины”...
Результатом подобных непреодолимых противоречий стало то, что вопрос, поднятый императором, употребляя выражение графа Шереметева, "замер". Балакирев, по-видимому, разочаровался в возможности осуществить намеченный им в записках контроль над всем русским церковным пением. А Римский-Корсаков, к большому сожалению всех последующих деятелей, и нашему, конечно, тоже, под давлением обстоятельств перестал заниматься творческими экспериментами в области церковного творчества, сосредоточив всю свою, энергию на воспитании из малолетних капелльских певчих грамотных и просвещенных музыкантов.
Письма Н.А. Римского-Корсакова - С.Д. Шереметеву
РГАДА, ф. 1257, оп. 1, ч. 1, № 1440
1.
2 февраля 1883 года
Ваше Сиятельство Милостивый Государь Граф Сергий Дмитриевич,
На письмо Ваше имею честь уведомить Вас, что нахожусь на государственной службе, в Морском Министерстве, где состою по Канцелярии Морского Министерства, в должности Инспектора Музыкальных Хоров Морского Ведомства в чине Коллежского Советника. Формулярный или послужной мой список и прочие документы находятся поэтому в Канцелярии Морского Министерства, а потому, я полагаю, должны быть истребованы Канцелярией Министерства Двора прямо оттуда; единственный документ, который я имею при себе, есть свидетельство на жительство в С. Петербурге, выданное мне тою же Канцеляриею Морского Министерства.
Примите уверение в совершенном почтении и преданности
Н. Римский-Корсаков.
2.
10 февраля 1883 года
Ваше Сиятельство Милостивый Государь Граф Сергий Дмитриевич,
Поступая на службу в Придворную Певческую Капеллу, я желал бы сохранить за собою службу по Морскому Министерству с оставлением занимаемой до сих пор мною должности Инспектора Музыкальных Хоров Морского Ведомства, так как полагал бы, что найду возможным совместить добросовестное исполнение этих двух обязанностей. Сверх того, состоя в службе по Морскому Ведомству уже 23-й год, через 2 года я буду иметь право на получение пенсии из иммеритальной Кассы Морского Министерства; будучи же переведен из Морского Ведомства ранее 1885 года, я утрачиваю право на получение означенной пенсии.
Все это заставляет меня прибегнуть к ходатайству Вашего Сиятельства, дабы назначение мое в Придворную Певческую Капеллу, если найдено будет возможным, последовало бы с оставлением меня в прежней должности Инспектора Музыкальных Хоров Морского Ведомства, согласно с имеющимися на то примерами одновременной службы в двух министерствах.
С совершенным почтением и преданностью имею честь быть Вашего Сиятельства покорным слугою
Н. Римский-Корсаков.
3.
26 февраля 1883
Ваше Сиятельство Милостивый Государь Граф Сергий Дмитриевич, благодарю Вас за сообщение о моем назначении и бумагу Министерства Двора при сем препровождаю обратно.
С совершенным почтением и преданностью остаюсь
Н. Римский-Корсаков.
4.
10 марта 1883
Ваше Сиятельство Милостивый Государь Граф Сергий Дмитриевич,
Считаю долгом довести до сведенья вашего, что в среду 9 марта я представился Государю Императору в Гатчине. Государь сделал мне несколько вопросов о моей службе, сочинениях и т.п.
В прошлом письме моем я совершенно забыл поблагодарить Вас за любезное приглашение Ваше на несостоявшийся Ваш музыкальный вечер в среду; пользуюсь случаем, чтобы постараться загладить свою вину перед Вами и поблагодарить Вас.
С совершенным почтением и преданностью остаюсь
Н. Римский-Корсаков.
5.
Б. д. [май 1883]
Ваше Сиятельство Милостивый Государь Граф Сергий Дмитриевич, По поручению Милия Алексеевича приехал к Вам просить, чтобы Вы распорядились об отправлении Капеллы завтра в 9 ч. утра, а не сегодня вечером, так как певчим, возвратившимся из Гатчины, будет трудно собраться, а между тем уехав на поезде в 9 ч. утра завтра - они будут в Москве утром в воскресенье, что совершенно достаточно. Прошу сообщить мне ответ Ваш для передачи в Капеллу.
Примите уверение в преданности
Н. Римский-Корсаков
6.
14 декабря 1892
Глубокоуважаемый Сергий Дмитриевич, вследствие любезно заявленного Вами желания иметь мою фотографию, я отвез ее вчера Вам лично; но, не застав Вас дома, не мог попросить Вас не отказать и мне в Вашей карточке. Обращаясь к Вам с таковой просьбой письменно, я позволю себе еще раз явиться к Вам лично за нею.
С истинным уважением остаюсь готовым к услугам Вашим
Н. Римский-Корсаков
7.
11 ноября 1896
Глубокоуважаемый Граф Сергий Дмитриевич, прошлою весною, когда я однажды приехал к Вам и рассказал о своем предположении поставить на частной сцене оперу Борис Годунов, Вы сочувственно отнеслись к моему предприятию и подписали пожертвование в 400 р. на этот предмет. В настоящую минуту приготовления к постановке близятся к концу; опера пойдет на сцене новой залы Консерватории в конце ноября, поэтому я решил напомнить Вам об этом и просить о присылке мне упомянутых денег для передачи их в Общество музыкальных собраний, с которым совместно я предпринял постановку этой оперы. Я решился обратиться к Вашему Сиятельству письменно, чтобы менее беспокоить Вас.
С глубочайшим почтением и преданностью остаюсь
Н. Римский-Корсаков.
8.
11 декабря 1896
Глубокоуважаемый Граф Сергий Дмитриевич, вследствие любезного письма Вашего от 16 ноября осмеливаюсь обратиться к Вам с просьбою о присылке мне, если возможно, четырехсот рублей, подписанных Вами на постановку оп[еры] Борис Годунов, представления которой состоялись 28, 29 ноября и 3 и 4 декабря в Большом зале Консерватории. Обращаюсь к Вашему Сиятельству с этой просьбою ввиду того, что в настоящую минуту Обществом Музыкальных Собраний сводятся окончательные по сему делу расчеты и производится уплата сделанных на постановку расходов.
Извиняясь за беспокойство, прошу, глубокоуважаемый Граф, не оставить меня ответом Вашим и принять уверение в моем глубоком почтении и преданности.
Н. Римский-Корсаков.
М. Рахманова,
ведущий научный сотрудник Государственного института искусствознания, ученый секретарь Музея музыкальной культуры им. М. Глинки
Источник: Память о великом земляке. Выпуск III. Н. А. Римский-Корсаков – музыкальная гордость России. / Материалы научной конференции. Март 2005. – Тихвин, 2005
05.12.2012