Очерк жизни и творчества. Глава 7. Последняя опера
1905 год начался расстрелом мирной демонстрации доверчивых ходоков к царю-батюшке. Жестокая расправа оказалась последней каплей, переполнившей чашу народного терпения. По всей России начались забастовки, революционные выступления.
Казалось, что Петербургская консерватория, находившаяся под опекой великих князей, далекая от общественной жизни, должна остаться равнодушной к трагедии Кровавого воскресенья. На самом деле консерватория горячо откликнулась на эти события. Через несколько дней после бесчеловечной расправы учащиеся консерватории услышали рассказ очевидца. Ученик-корнетист, состоявший на военной службе, хвастался, что участвовал в разгоне демонстрантов. Возмущенные студенты потребовали его исключения. Требование студентов выражало естественное негодование и нашло поддержку у ряда преподавателей. Противодействие дирекции, взявшей негодяя под свою защиту, только усилило всеобщее возмущение и дало повод вылиться давно накопившемуся чувству протеста. Первая в истории существования консерватории общестуденческая сходка объявила забастовку протеста против зверств царского правительства. Не принятые директором, учащиеся собрались на вторую, еще более боевую сходку. Ее возглавил член большевистской фракции петербургского студенчества пианист Анатолий Дроздов. Участникам сходки грозили увольнение из консерватории, аресты, высылка из Петербурга.
Римский-Корсаков не был революционером, но он ненавидел самодержавие и глубоко понимал правоту учащихся. Он любил студенческую молодежь, хорошо знал многих, живо интересовался не только своими учениками, но и учениками Лядова, Глазунова, Соколова — своих друзей и товарищей — и даже талантливыми учащимися исполнительских классов.
Вначале он пытался воздействовать на директора консерватории Бернгарда: «Чего ты достигнешь, — писал Глазунов от своего и Римского-Корсакова имени, — передав список гг. генералам с орденами и лентами на груди... Конечно, генералы не примут сторону молодежи; они донесут в главную дирекцию, где найдут полное сочувствие и которая даст ход делу в самые высшие инстанции. Правительство наше боится забастовок, а до нашей консерватории ему дела нет: оно радо будет закрыть ее». Это письмо осталось без внимания. Стремясь сорвать забастовку, дирекция потребовала от профессоров и преподавателей возобнавления занятий, вызвала полицию. На площади перед консерваторией «появились конные городовые, неезжавшие на нас с издевательствами и нахлестыванием нагайками», — вспоминал один из участников забастовки, впоследствии замечательный композитор М. Ф. Гнесин.
Начались аресты. В тюрьму посадили более ста учащихся. Стало ясно, что протесты и переговоры с дирекцией консерваторий бесполезны, и Римский-Корсаков обратился к общественному мнению страны. В открытом письме, напечатанном в газете «Русские ведомости», он писал: «Забастовавшие ученики предоставлены распоряжению полиции, а не забастовавшие — охраняемы ею же. Возможно ли правильное течение занятий при подобных условиях? Я нахожу его невозможным, то же находят и многие другие преподающие... Возможен ли какой-либо успех художественно-музыкального дела в учреждении, где постановления художественного совета не имеют значения... в учреждении, совершенно равнодушном к участи своих учеников в вопросах воспитания. Все вышеприведенные положения устава и действия консерваторской администрации я нахожу несвоевременными, антихудожественными и черствыми с нравственной стороны и считаю долгом своим выразить свой протест».
« к оглавлению | дальше »