«Китеж»: погружения. Хроника создания
«Китеж» - одно из самых задушевных и
блестящих произведений Римского-Корсакова.
Глубокое чувство природы, природных и
стихийных явлений, земли, воды, леса,
птиц, животных, солнца доведено здесь
до сознательного и активного
противоположения всяким установленным,
обветшавшим, мертвым законам.
Михаил Кузмин, 1926
1892 - чтение романа П.И. Мельникова-Печерского «В лесах», где упоминается китежская легенда. В том же году В. В. Ястребцев и Н. М. Штруп предлагают Римскому-Корсакову ряд сюжетов для новых произведений, в том числе и легенду об исчезнувшем городе, предназначавшуюся для симфонической поэмы.
1898-1899 - легенда о Китеже начинает рассматриваться Римским-Корсаковым как сюжет для будущей оперы, причем не самостоятельно, а в сочетании с другим сказанием: «В течение зимы я часто виделся с В. И. Бельским, и мы вдвоем с ним разрабатывали как оперный сюжет пушкинскую "Сказку о царе Салтане". Занимала нас тоже и легенда о "Невидимом граде Китеже" в связи со сказанием о св. Февронии Муромской» (Н. А. Римский-Корсаков. Летопись моей музыкальной жизни).
1899-1902 - параллельно с сочинением «Сказки о царе Салтане», «Сервилии» и «Кащея бессмертного» происходит обдумывание «Китежа», разработка и обсуждение будущей оперы. «План и текст... во всех стадиях своей долгой обработки подвергались совместному с композитором обсуждению. Композитор поэтому во всех мелочах продумал и прочувствовал вместе с автором текста не только основную идею, но и все подробности сюжета, и, следовательно, в тексте не может быть ни одного намерения, которое не было бы одобрено композитором». (Предисловие к либретто).
К источникам либретто оперы В. И. Бельский относит «так называемый китежский "летописец", ... различные устные предания о невидимом граде Китеже...; а также один эпизод из сказания о Февронии Муромской». Помимо главной героини, которая сначала носила имя Аленушки (авторами учитывались возможные цензурные возражения против появления на сцене православной святой), из сказания о Февронии Муромской в оперу приходят и «Лучшие люди» с их недовольством низким происхождением невесты Княжича. Из китежского «летописца» в оперу приходит образ «некоего человека града» Гришки Кутерьмы, который «не могий мук терпети, поведа ... путь ко озеру Светлому Яру». А татарские богатыри Бедяй и Бурундай попадают в оперу из Ипатьевской летописи. Существенно меняется стиль текста либретто, проходя путь от тяжелого книжного архаичного языка до того, «которым выражаются ... духовные стихи перехожих слепцов, старинные христианские легенды и предания...».
В конце 1990 – начале 1901 года в записных книжках Римского-Корсакова появляются предварительные музыкальные эскизы: тема Китежа, тема колокольного звона, дуэт Всеволода и Февронии из первого действия.
Работа над либретто затягивается, и Римский-Корсаков постоянно торопит Бельского с написанием текста либретто. В письме либреттисту от 27 сентября 1902 г. Римский-Корсаков присылает свое «Подражание Пруткову»:
«Вянет лист,
Проходит лето,
Мокрый снег валится.
От неимения либретто
Можно застрелиться».
Начало 1903 - Бельский предоставляет композитору часть либретто. Начинается работа над оперой. «Свой "Китеж" Николай Андреевич собирается писать не торопясь, стараясь сделать его как можно лучше». (Воспоминания Ястребцева). Композитор записывает несколько вариантов, иногда развивает их параллельно, постоянно вносит поправки. Во время сочинения оперы композитор неоднократно высказывает мысль о том, что «Мы живем в начале конца музыки». В своих воспоминаниях Ястребцев пишет: «Николай Андреевич все более и более начинает чувствовать себя отчужденным и одиноким в музыкальном мире.... "Моя лучшая музыка всегда стремится к образности и к народному быту, между тем в современной музыке чувствуется крутой поворот к музыке симфонической (о Рихардах Штраусах и им подобных я уже не говорю).... А, впрочем, буду писать исключительно для самого себя и так, как я сам буду находить это лучшим. И пусть эта музыка никому не будет нужна. Все равно на всех сразу не угодишь"».
Январь-май 1903 - сочинение I действия. К этому же периоду относится первый набросок партитуры вступления (всего же композитор сделает восемь набросков начала оперы, последний относится к ноябрю 1903).
В мае Римский-Корсаков переезжает на лето в Крапачуху, где заканчивает работу над I действием «Китежа». «По окончании же примусь за IV действие "Пана Воеводы", с которым желал бы покончить этим летом. Тогда останется один "Китеж", на котором я, вероятно, и покончу свою сочинительскую деятельность». (Письмо сыну Михаилу, 26.05.1903).
Июль - август 1903 - сочинение IV действия. «Вообще дело идет тихо и туго. Если так и далее пойдет, то возможно, что никогда и не кончу эту оперу, тем более что Вы предъявляете к ней непреодолимые по трудности требования... Если со всех сторон будут такие требования, так уж даже приходит в голову, не бросить ли и совсем эту работу, чтобы как-нибудь не провалиться?» (Письмо Бельскому, 04.08.1903). В письме композитору Бельский высказывает ряд пожеланий относительно музыки «Китежа»: «Меньше речитатива ..., поменьше лаконизма, побольше длиннот, пошире оркестр ... излишняя короткость... "апофеоза", как Вы изволите поносить последнюю картину, может быть ... вредной для впечатления». В ответ Римский-Корсаков пишет: «Оркестр возьму самый большой. О длиннотах же Вагнера скажу, что в них вижу лишь его божественное самомнение, а других божественных качеств не усматриваю. Я люблю, чтобы сочинение имело художественную форму, а у Вагнера формы нет, а если и есть, то она антихудожественна. Не желайте таковой моему произведению». (Письмо от 5августа 1903).
При написании оперы композитор постоянно заботится об отсутствии таковых длиннот. «Все четвертое действие я кончил в черновом ... наброске ... всего 53 мин. Так как первое действие идет около 50 мин., то со средними действиями надо обращаться поосмотрительнее и повоздержаннее». (Письмо Бельскому, 30.08.1903). «Вообще боюсь за некоторые длинноты. Кутерьма уж очень речист». (Письмо Бельскому, 16.07.1904).
Сентябрь 1903 - Римский-Корсаков принимается за сочинение III действия. «По переезде в Петербург была набросана 1-я картина III действия, потом II действие». (Летопись). 24 сентября Ястребцев пишет в своих «Воспоминаниях»: «Значительно продвинуто сочинение "Китежа", так как самое главное и ответственное (в музыкальном отношении) уже написано, не хватает лишь конца 1-й картины II акта (сцена исчезновения города). Итак, весь IV акт (обе картины) и вторая половина III акта уже готовы, то есть сочинены и начерно записаны». Параллельно с сочинением композитор делает наброски оркестровки.
27 ноября - 25 декабря 1903 - оркестровка I действия.
30 декабря 1903 - 11 марта 1904 - оркестровка 1-й картины IV действия (первые наброски оркестровки 1-й картины IV действия относятся к августу 1903). «По утрам я инструментую последнее действие "Града Китежа"; работа идет довольно медленно. Переправляю кое-что и в партитуре I действия, оконченной на праздниках. Состав оркестра постоянно вызывает во мне сомнения. Какой я стал нерешительный!». (Дневник Римского-Корсакова, 05.03.1904).
14-27 марта 1904 - оркестровка 2-й картины IV действия. Закончив инструментовать I и IV действия, Римский-Корсаков принимается за клавир I акта оперы.
23 апреля 1904 - исполнение I акта «Китежа» у Римских-Корсаковых, после которого А. В. Оссовский, музыкальный критик из ближайшего окружения композитора, пишет ему: «Вы снова поставили веху - и такую видную и своеобразную! Не только на пути развития Вашего гения, но и в общей истории оперы и всей музыки. "Китеж" - создание истинно новое... Нов, необычен и ярок он по всей форме в широком смысле слова» (Письмо от 26 или 27 апреля).
Начало мая 1904 - Римский-Корсаков переезжает на лето в Вечашу, где начинает работать над партитурой 2-й картины III действия.
«Я взял отпуск из консерватории и отделался, таким образом, от экзаменов... Сделал я это потому, что мне до смерти захотелось хоть одну весну встретить на лоне природы, чем я слишком давно не пользовался... Усердно продолжаю "Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии"... В настоящее время у меня сочинены и оркестрованы I и IV действия; в значительной степени сочинено III действие, а теперь сочиняется II. Вероятно, в течение предстоящей зимы мне удастся вполне закончить партитуру». (Письмо С. Н. Кругликову, 22.05.1904).
17 мая - 24 июля 1904 - работа над II действием оперы.
Римский-Корсаков просит либреттиста немного изменить II акт, добавить несколько реплик «неправильных, коротких, нервных»: «В "литургическую" оперу необходимо внести немного реализма. ... Все это необходимо, потому что нет возможности сколько-нибудь развить музыку въезда, а сценическое действие сведется на пантомиму, чего я очень не люблю». (Письмо от 11 мая 1904).
«Сочинил в неприличных набросках около 1/2 действия, начал его оркестровать, чтобы не видать более отвратительных набросков. Кое-что по задаче должно быть грубо. Стараюсь быть грубым. Даже поручил мелодию в русском вкусе двум гобоям и трем кларнетам в унисон ff [фортиссимо]... Затеял, по-видимому, новое употребление из треугольника, бубна и колокольчиков для изображения бубенчиков приближающегося поезда». (Письмо А. К. Глазунову, 07.06.1904). «Да здравствует Андреев, Фомин и всякие les joueurs de balalai! Въезд поезда и свадебную я устроил с домрами и балалайками на сцене и, конечно, кроме того, и оркестром. Я думаю, что выйдет не худо».
Не знаю, будет ли достаточно силен их звук... У меня к Вам просьба: напишите мне один такт Вашего подражания балалайкам ... на скрипках в новой балетной сцене (имеется в виду «Гадание и пляска» А.К. Глазунова). Мне нужен подобный эффект». (Письмо Глазунову, 19.06.1904). Параллельно композитор переделывает I и IV действия. «Кроме оркестровки 1 1/2 действий, я многое еще буду изменять и переделывать. Хотя это бывало и с прежними моими операми, но не в такой мере, как на этот раз, что для меня представляется как ясный признак старости». (Письмо от 18 июля).
К концу июля готов набросок всей оперы, «"черновая черновых" докончена вся; в крайнем случае имею право умереть, и Глазунов, вероятно, не откажется инструментовать, а разобраться в черновой есть возможность. Но I, II и IV действия инструментованы уже, хотя предстоят еще некоторые переделки; в крайнем случае тоже имею право умереть, ибо можно обойтись и без переделок. Надеюсь до осени наполовину написать партитуру III действия, а остальную - в Питере». (Письмо Кругликову, 21.07.1904). Композитор работает «без передышки»: «Весьма устал от сочинения и оркестровки II действия и тем не менее тотчас же принялся за переложение его для фортепиано, а окончив эту работу немедленно начал оркестровать 1-ю картину III действия». (Письмо Глазунову, 5.09.1904). «Чувствую порядочное утомление; но что же я буду делать, если прекращу на время работу? ... Кажется, что по части оперы я достаточно много сделал, и мне пора и честь знать». (Письмо Вельскому, 21.07.1904).
1-21 августа 1904 - оркестровка 1-й картины III действия. В это время Римский-Корсаков пишет Глазунову: «А какие ужасы происходят на востоке! ... Еще много будет у нас жертв этой проклятой войны, война же надолго затянется. ... Война, признаться, у меня из головы не выходит». (Письмо от 5 августа 1904).
30 августа 1904 - окончена симфоническая картина «Сеча при Керженце».
Сентябрь 1904 - Римский-Корсаков возвращается к инструментовке 2-й картины III действия.
Вся партитура закончена 27 сентября 1904, после чего композитор принимается за переделку оперы, законченную 29 января 1905 (авторская пометка в партитуре). Однако, 31 января после разговора с Оссовским композитор исправляет окончание I акта. Но и этот вариант не воспринимается композитором как окончательный, 12 марта 1905 он пишет, что партитура «должна у меня вылежаться и я должен ее пересмотреть. Когда я это сделаю - не знаю, но торопиться не хочу».
Сентябрь - декабрь 1904 - Римский-Корсаков занимается переложением III и IV действий оперы.
После окончания оперы Римский-Корсаков неоднократно жалуется в письмах, что он «совершенно не сочиняет». «Что же касается до сочинения ... то тут, кажется, пора поставить точку, по крайней мере для крупных вещей. Еще во время сочинения "Града Китежа" мне казалось, что так будет, а теперь более и более убеждаюсь в этом. Иногда становится немножко грустно, но в общем я не скорблю». (Письмо Кругликову, 20.06/03.07. 1906).
Опера активно обсуждается в ближайшем кругу композитора. Ее сравнивают с православной иконой, с живописью Нестерова, усматривают ее связь с языческим «купальским культом». По словам Ястребцева, «все в восторге от "Китежа"». Сам он направляет Римскому-Корсакову восторженное письмо: «Вы ... создали величайшее оперное чудо "Китеж-град" и захотелось мне вдруг - стать перед Вами на колени. Не сердитесь на меня за этот сердечный порыв... В данную минуту Ваш "Китеж" предо мною. Проглядывая его наедине, я горячо плакал. ... Мне захотелось, хотя приблизительно, словами выразить то, что я в глубине души своей продумал и перечувствовал под влиянием Вашего вдохновенного "евангелия". В заключение позвольте Вас из архиереев и патриархов русской музыки произвести в композитора-евангелиста».
Сам Римский-Корсаков неоднократно заверяет, что «не даст этой своей оперы к постановке»: «... пусть имп. дирекция сама у меня будет слезно просить, тогда дам, а в противном случае пусть лежит, что называется, в портфеле и пусть ставят после смерти. ... Мне же лично даже нет особенной охоты во что бы то ни стало слышать свое произведение на сцене; слышал я их много, вполне никогда удовлетворен не был, а в воображении могу себе представить идеальное исполнение». (Письмо Кругликову, 22.05.1904).
27 сентября 1905 - премьера оперы Римского-Корсакова «Пан воевода» в Москве. «На первом спектакле присутствовал Теляковский. Узнав от Рахманинова, что у меня окончено "Сказание о Китеже" он изъявил желание поставить его в Петербурге в следующем сезоне». (Летопись).
1 февраля 1906 - «Николай Андреевич сообщил нам, что сегодня решается судьба "Китежа". И действительно, во время чая посыльный принес Римскому-Корсакову записку от Феликса Блуменфельда, в которой говорилось, что постановка "Китежа" решена утвердительно. (Воспоминания Ястребцева).
Февраль 1906 - встреча Римского-Корсакова и Бельского с режиссером и художником будущего спектакля - В. П. Шкафером и К. А. Коровиным. «Римский-Корсаков был предуведомлен о нашем приходе и ожидал нас. Либреттист оперы... познакомил нас с сюжетом, а затем Николай Андреевич сел за рояль и начал проигрывать оперу, напевая своим басом, с хрипотцой, вокальную часть. Многое на первых порах казалось трудным и необычным для оперного представления, особенно роль Гришки Кутерьмы..., требующая от певца огромного актерского дарования. Опера была необычна и по своему сюжету... Общее же впечатление было настолько неопределенно, что К. А. Коровин после того, как мы, уже откланявшись Корсакову, остались наедине, сказал: "Ну и скучищу же написал он: какие-то молебны, отпевания - тоска!» Лично меня захватили хоровые, массовые сцены. Работа для режиссуры представлялась исключительно заманчивой и интересной, и, в то же время, сложной и - ответственной». (Воспоминания В. П. Шкафера).
1 марта 1906 - в Мариинском театре приступают к разучиванию оперы. «Ошеломляющее впечатление произвело "Сказание о граде Китеже", в первый раз прозвучавшее в театре на читке, которой руководил сам автор». (Воспоминания Д. И. Похитонова)
«В распределении ролей участвовал сам композитор, присутствуя почти на всех музыкальных репетициях и делая замечания исполнителям. ... Очень многим вначале показалось, что опера мало интересна, скучна, несценична, успех ее может быть сомнителен... воодушевление получилось полнейшее; каждый из певцов горел желанием лепить образ, характер, живое существо - равнодушных и скучающих не было». (Воспоминания Шкафера).
Премьера оперы задерживается. «Опера пойдет не ранее декабря, так как постановка "Нерона" очень затянулась и задержала все прочее. ... только теперь принялись усердно за репетиции». (Письмо С. П. Белановскому, 6.11.1906).
Ястребцев записывает в своих воспоминаниях 19 декабря: «Вчерашняя оркестровая читка "Китежа" ввела Николая Андреевича в полное уныние. Во-первых, играли крайне неряшливо, во-вторых, колокола звучали октавой выше и при этом как-то особенно фальшиво и отвратительно, в-третьих, балалайки были едва слышны, хотя их было 24 штуки, к тому же самый их звук был какой-то донельзя бедный и убогий. "Зато вступившее после них пиццикато скрипок, - сказал Римский-Корсаков, - показалось мне чем-то буквально царственным... Кстати, меня глубоко обижает отношение к Китежу, а стало быть, и ко мне, гг. артистов оркестра. Вообразите, на одной из первых репетиций этой оперы, во время "птичек" (в I акте) кто-то стал подсвистывать и подпевать, передразнивая и меня (мой голос) и мою музыку. ... Ведь я, кажется, за всю свою деятельность ничего не сделал действительно плохого или же предосудительного по части музыки, чтобы на склоне лет мою новую вещь гг. артисты Русской оперы встречали так враждебно и развязно, скажу более - нахально». Композитор отменяет введенные им балалайки и домры, заменив их струнными pizzicato: «...отказаться от своей затеи для меня вовсе не так легко, но, тем не менее, это сделано и сделано бесповоротно». (Письмо В. В. Андрееву, 16.01.1907).
7 февраля 1907 - первое представление оперы. «Общее впечатление все же недоделанной и не оконченной вполне работы... Сдавали оперу потому, что необходимо было ставить какой-то балет, и сцена поступала в распоряжение балетной труппы». (Воспоминания Шкафера).
«Декорации I акта и 1-й картины IV акта - по эскизам К. А. Коровина и барона Н. А. Клодта (работы К.А. Коровина), II и III актов и 2-й картины IV акта - по эскизам А. М. Васнецова. Костюмы - по рисункам К. А. Коровина, сценическая постановка режиссера В. П. Шкафера, дирижировал Ф. Блуменфельд. Хоры пели неважно, колоколов почти не было слышно. Вообще, опера не доучена. ... пели: Филиппов - князь Юрий (великолепен), Лабинский - княжич Всеволод (так себе), Кузнецова-Бенуа - Феврония (хороша и красива, но холодна), Ершов - Гришка Кутерьма (превосходен, но несколько излишне циничен), Шаронов - Федор Поярок (так себе), Маркович - Отрок (хороша), Касторский - Гусляр (очень хорош), Забела - Сирин (хуже, чем на репетиции), Збруева - Алконост (хороша). Исполнение остальных артистов (Карелдин и Климов - Лучшие люди, Угринович - Медведчик, Маркевич - Нищий запевала, Григорович и Серебряков - Бедяй с Бурундаем) было более чем посредственно». (Воспоминания Ястребцева). И тем не менее: «Это было исключительное событие в музыкальном мире. Опера имела решительный успех. Автору после каждого акта устраивалась овация». (Воспоминания Шкафера).
Уже после премьеры композитор намеревался удлинить «тактов на 20, на 40» «Сечу при Керженце», но свое намерение не осуществил.
Хроника подготовлена Александрой Мельниковой
Источник: материалы (буклет к спектаклю) Большого театра России
Римский-Корсаков был очень русским человеком и очень русским композитором. Я считаю, что эта его исконно русская суть, его глубинная фольклорно-русская основа сегодня должна быть особенно ценима
М. Ростропович