Редкие улыбки Снегурочки. Опера Римского-Корсакова на сцене Большого театра.
«Снегурочка» Римского-Корсакова впервые появилась в Большом театре в 1893 году - через тринадцать лет после написания, через одиннадцать после постановки в Мариинском театре, через восемь после того, как она была показана в Москве на сцене Частной оперы. И - через двадцать лет после того, как на сцене Большого состоялась премьера весенней сказки Островского с музыкой Чайковского (дирижировал Николай Рубинштейн). Появление знаменитой оперы Римского-Корсакова на академической сцене Москвы не было новаторством, с которым в более раннее время ассоциировалось имя композитора, но, напротив, шагом консервативным, официально канонизировавшим Римского-Корсакова, причислявшим его к лику живых классиков. Вялый азарт, с которым все рецензенты принялись превозносить Большой театр, наконец-то оценивший по достоинству оперы русской школы, лишний раз доказывал, что постановка «Снегурочки» тогда, в 1893 году, воспринималась лишь как непременное и не очень увлекательное мероприятие. Это потом «Снегурочку» оценили по достоинству. А пока ее ставили, позевывая и пожимая плечами, не находя для нее ни стиля, ни формы, и считая втайне скучной.
Шел 1893 год, уже начинал прихотливо выгибаться стиль модерн. Весенняя сказка, поданная в духе реалистической драмы из жизни древней Руси, никого не могла ни увлечь, ни зажечь. Островский представлял сомнительный исторический интерес. Совет мудрого критика искать декорационный стиль «Снегурочки» в картинах русских передвижников едва ли мог вызвать энтузиазм: «Ни ранняя весна пролога, ни поздняя осень в первом действии, ни полный расцвет лета - не произвели на меня соответствующего впечатления, хотя у русских художников есть немало картин, которыми можно было воспользоваться, хотя бы начиная со знаменитой картины Саврасова «Грачи прилетели»» (Н. Кашкин. «Снегурочка» в Большом театре», «Артист», 1893, № 27).
Писали, что дирижер Ипполит Альтани безбожно затянул темпы. Говорили, что четвертое действие «Снегурочки» начинается в театре заполночь. И если и шли на эту постановку, прошедшую в Большом за восемь лет всего двадцать четыре раза, то лишь затем, чтобы услышать прелестную Маргариту Эйхенвальд, непривычно молодую для оперной примадонны (ей было 27 лет, когда она спела Снегурочку), улыбавшуюся, если верить старым фотографиям и старым пластинкам, и губами, и глазами, и голосом, чья слава растаяла как-то незаметно и беспечально с приходом двадцатого века, отменившего ту первую «Снегурочку», а обаятельная улыбка осталась, вошла в историю Большого театра.
«Снегурочки» не было в Большом семь лет. Никто и не вспоминал о ней. Думали, ее время прошло безвозвратно. И ошибались. Оно как раз наступило. О постановке «Снегурочки» в 1907 году нам неизвестно почти ничего. Премьерой дирижировал Вячеслав Сук, а декорации написал Константин Коровин. В постановке режиссера Ромуальда Василевского спектакль прошел четыре раза. «Снегурочка» обрела свою настоящую судьбу в Большом театре, лишь когда в 1911 году в тех же декорациях и с тем же музыкальным руководителем, режиссером Владимиром Лосским была сделана новая постановка.
Премьеру ругали в прессе, как ни одну другую, как редко себе позволяли в те галантные времена, со странным и необъяснимым озлоблением: «В общем результате, вместо весенней сказки, получилась какая-то осенняя мокропогодица, угнетающая тоской сердце и пронизывающая тело сыростью, такой сыростью, от которой даже лягушки невольно страдают кашлем» (Юрий Сахновский, «Театр и музыка», «Снегурочка» - весенняя сказка» в Большом театре», ноябрь, 1911). И, тем не менее, именно эта постановка «Снегурочки» оказалась лучшей, самой точной по мизансценам, самой динамичной по развитию музыкального и сценического действия, продержавшейся на сцене Большого театра без малого сорок лет. Критики, впрочем, написали, что в этой постановке «г. Сук страдает недугом, обратным тому, каким страдал его предшественник, г-н Альтани, он слишком гонит» (Ю.Э. «Снегурочка» в Большом театре», 9 ноября 1911 г.). «Большинство темпов были неверны... Г. Сук неоспоримо доказал, что... эта музыка совершенно чужда его дарованию» (Юрий Сахновский, «Театр и музыка», «Снегурочка» - весенняя сказка» в Большом театре», ноябрь, 1911).
Так ли это было на самом деле, едва ли можно достоверно выяснить. Дирижер Сук всегда отличался чрезвычайным, почти болезненным педантизмом в отношении к авторской партитуре. Тот темп, который он взял, был, вероятно, не столько не созвучен Римскому-Корсакову, сколько непривычен, чересчур динамичен, продиктован наступившей новой эпохой. Так же как и к себе самому, Сук был требователен к исполнителям. Когда сдавать партию ему пришла легендарная Степанова, он отказался принять ее. Как вспоминал Норцов, дирижер сказал певице: «Вот когда у вас будет пиано на си, тогда я дам вам спектакль» (П. Норцов, «Стенограмма худсовета ГАБТ», 7 октября 1978», Музей ГАБТ).
Требовательность дирижера к новым певцам объяснялась, конечно, идеально подобранным составом исполнителей, певших премьеру. Даже самые строгие и безжалостные рецензенты сочли, что исполнение Собинова (Берендей) и Неждановой (Снегурочка) оказалось «безукоризненно и трогательно до слез своею глубокой и нежной мягкостью пения» (Юрий Сахновский, «Театр и музыка», «Снегурочка» - весенняя сказка» в Большом театре», ноябрь, 1911 г.). Они и в самом деле должны были придать исполнению оперы эпический масштаб, вывести его на новый уровень. Можно только представить себе, сколько оттенков имел их дуэт - дуэт теплого и ледяного сердца, голоса, полного нерастраченной любви и холодноватого блестящего колоратурного сопрано, дуэт рыцарственного старца и околдованной девы. Здесь начинались многозначительные параллели. Не случайно после премьеры той «Снегурочки» Римского-Корсакова вдруг начали сравнивать с Вагнером, осознав глубину сочинений русского композитора. Дуэт Снегурочки и Берендея в исполнении Неждановой и Собинова был словно бы продолжением дуэта Эльзы и Лоэнгрина. Он выводил Большой театр в широкое мировое пространство, препятствовал узкой замкнутости «Снегурочки» в лубочной, пряничной древнерусскости, и наполнял всю постановку подлинной поэзией, отменявшей все прежние реалистические, бытовые толкования этой оперы.
Лосский прочел «Снегурочку» как символистскую сказку, как свою «Синюю птицу», где дневной свет оказывался столь же губителен для создания воображения, для поэтического мира фантазии. Сцена таяния Снегурочки была поставлена режиссером наиболее трогательно. Наталья Шпиллер везде описывала и, видимо, никак не могла забыть момент, когда Снегурочка, облаченная в белоснежную свадебную фату, сожженная лучами солнца, тихо опускалась под землю, и на ее месте оставались лишь слои белого тюля, как легкий дымок, как воспоминание, как мечта (Н. Шпиллер, «Стенограмма худсовета ГАБТ», 7 октября 1978», Музей ГАБТ).
Увы, «Снегурочка» Лосского не пережила войну. И, хотя формально в 1943 году, когда Большой театр возвратился из эвакуации, режиссер Николай Домбровский поставил новый спектакль по мотивам прежней постановки Лосского в привычных декорациях Коровина, послевоенная «Снегурочка» не могла оставаться неизменной. Прежде всего, потому что атмосфера в Большом театре вновь переменилась, она стала более легкой после тяжелых предвоенных лет, и даже язык рецензий стал несколько иным, просветленным, менее официальным, более правдивым. «Ощущение большого и настоящего праздника оставляют спектакли недавно вернувшегося в Москву ГАБТа. Как и все в наши дни - искусство Большого театра стало оцениваться по-новому, да, пожалуй, и звучит оно несколько иначе... Театр показал... два полных обаяния спектакля - «Снегурочку» и «Иоланту»» (Г. Поляновский «Снегурочка» и «Иоланта» в Большом театре», «Московский большевик», 16 октября 1943).
Две оперы о солнце, славящие свет, не случайно одновременно появились в Большом вместе с новыми исполнителями. Обновленной «Снегурочкой» дирижировал Кирилл Кондрашин, а главную партию пела Ирина Масленникова. Послевоенное приобретение Большого театра, чудесно хорошенькая, стройная и изящная, изменяющая традиционное представление об образе солистки Большого театра, Ирина Масленникова и сама казалась воплощением перемен, олицетворением весны. Театралы специально ходили в Большой, чтобы взглянуть на нее. И мало кто замечал, что вокальная передача образа Снегурочки сильно уступает сценическому обаянию Масленниковой, что ее голос не исключителен, но владеет им певица хорошо.
В следующей постановке «Снегурочки» 1954 года Ирине Масленниковой вновь довелось петь заглавную партию, но главную роль в ней сыграла все же не она, а Галина Вишневская, спевшая Купаву. Несмотря на то, что пение Вишневской не было признано идеальным, ее темперамент и сценическая инициатива, данная ей режиссером Борисом Покровским, сделали Купаву главной героиней новой версии спектакля. «Голос певицы - сочный, он хорошо прорезает пространство, но ей не хватает еще лиричности, мягкости, не удается пока пиано...» («Актер и постановщик», Н. Шпиллер, «Советский артист», 2 февр. 1955 г.). «Героиней спектакля становится Купава, воплощающая чувственную стихию любовной страсти. Образ же Снегурочки воспринимается лишь как бледный антипод широкой и страстной купавиной натуры» (Е. Грошева. «Снегурочка», «Вечерняя Москва», 4 февр. 1955 г.).
Такая нетрадиционная режиссерская концепция не вызвала особых возражений и была лишь констатирована критиками. Главные претензии к постановщикам заключались в другом. Сказочные силы природы, лирические фигуры главных героев оперы Борис Покровский сознательно сделал максимально «очеловеченными», тем самым обытовив их, убив поэтическую прелесть «Снегурочки». Кондрашин, разделяя концепцию Покровского, потребовал от солистов максимальной речитативности, от чего сильно проиграла вокальная линяя спектакля, исполнявшегося молодыми или посредственными солистами, так как, не сойдясь во взглядах с режиссером, Лемешев, Лисициан, Кривченя, Шумская, Давыдова, Панова, Алексей Иванов, Красовский в «Снегурочке» участвовать отказались или попросту не были привлечены к участию.
Это привело к ненужным оппозициям, к пустым дискуссиям, впервые расколовшим оперную труппу Большого театра на два лагеря, один из которых был представлен отстраненными ведущими солистами, а другой - выступившими на стороне режиссера исполнителями второго ряда, которым впервые выпала счастливая возможность выступать в столь значительных партиях, не опасаясь конкуренции. Несмотря на то, что режиссер победил, и «Снегурочка» Покровского оставалась на сцене театра вплоть до 1965 года, критические приговоры по поводу той постановки были довольно однозначны: «...полумифическая эпичность ее содержания уступила место бытовой правде, а поэзия русской сказочности оказалась подмененной пышной роскошью постановки, внешней динамикой... Но странно - несмотря на пышную парадность оформления (художник Вадим Рындин - И.К.), сценическую динамику, на убыстренные в ряде случаев темпы, в спектакле заметно не хватает внутренней экспрессии, лиризма, того «сердечного тепла», которым так проникнута гениальная музыка оперы. Объясняется это тем, что постановщики, особенно дирижер, не обратили необходимого внимания на главную сторону спектакля - его вокальное звучание» (Е. Грошева. «Снегурочка», «Вечерняя Москва», 4 февр. 1955 г.).
Последний раз Большой театр обратился к «Снегурочке» в 1978 году, поставив оперу на молодых солистов труппы - Ирину Журину (Снегурочка), Нину Терентьеву (Весна), Татьяну Ерастову (Лель), Людмилу Сергиенко (Купава). «Снегурочка» для театра явилась экспериментом еще и потому, что спектакль поставил драма¬тический режиссер Борис Равенских, подошедший к опере с осторожностью и опаской. Художественный совет театра вежливо поблагодарил нового режиссера и отметил, что дирижеру Александру Лазареву не удалось в некоторых местах добиться совместности звучания оркестра и хора. Став главным дирижером Большого в 1987 году, Лазарев исключил «Снегурочку» из репертуара.
Сегодняшнее возобновление «Снегурочки» на сцене Большого - знак того, что театр вновь готов к смелым экспериментам. Постановкой 2002 года театр открыл Новую сцену.
Ирина Коткина
Источник: материалы (буклет к спектаклю) Большого театра России
Иллюстрации:
М. Эйхенвальд – Снегурочка
А. Нежданова – Снегурочка, Л. Собинов – Берендей
Е. Катульская – Снегурочка
С. Лемешев – Берендей
Г. Вишневская – Купава
В. Рындин. Эскиз к спектаклю 1954 года