Д. Е. Луконин. «Мессия грядущего дня»: «Сказание о граде Китеже» и споры о русском вкладе в духовное будущее Европы (продолжение)
Духовные поиски Римского-Корсакова, как известно, не увенчались успехом, философско-эстетическая система так и не была создана. Виной этому, конечно, был не только недостаток образованности, на который композитор сам указывал, но и значительно большая его скромность и самокритичность по сравнению с байрейтским маэстро. Не нашлось у Римского-Корсакова и своего Ницше, как у Вагнера, или своего Соловьева, как у Достоевского. Система философско-эстетических взглядов «новой русской школы» оказалась невысказанной таким образом. А попытки И. И. Лапшина, И. А. Корзухина и раннего А. Ф. Лосева философски интерпретировать творчество композитора, конечно, не могут претендовать на ранг систематичности. Наброски «системы» Римского-Корсакова были уничтожены самим автором, отдельные заметки и статьи изданы М. Ф. Гнесиным после его смерти в 1911 году.
Наиболее значимым из сохранившегося наследия был очерк «Вагнер и Даргомыжский», посвященный почти целиком одному Вагнеру. Г. А. Орлов убедительно показал, что трудно представить какие-либо иные цели написания этого очерка, кроме психологических. «Статья «Вагнер и Даргомыжский» представляет уникальную ценность – не как анализ вагнеровского стиля, а как поразительной силы психологический документ самого трудного этапа биографии Римского-Корсакова. …Статья была написана для самого себя, в споре с самим собой, в потребности освободиться от навязчивого интереса, посредством логических рассуждений убедить себя самого в призрачности гиганта и его власти. Однако попытка оказалась тщетной…»108 Главный вывод, который делал Римский-Корсаков в своем очерке, подтверждает догадку Г. А. Орлова. Вагнер, по мнению Корсакова, – это предел, та крайность, «за которую переходить нельзя без ущерба искусству. Своей деятельностью он начертал ту границу, перед которой возможно только отступление» 109 Н. А. Соколов писал с облегчением в своих «Воспоминаниях», что Римский-Корсаков нашел излечение от своего кризиса, вновь обратившись к композиторской деятельности, оставив философско-эстетические искания, он обрел себя в своем подлинном качестве110. Теперь мы совершенно точно можем назвать и «лекарство», с помощью которого «излечился» композитор: в борьбе с идеями Вагнера он сформулировал для себя четкое направление своего творчества, приоткрыв его гораздо позже в письме к Е. М. Петровскому, – «идти не от, а мимо Вагнера» 111.Так как Вагнер – это последний рубеж и граница, то и следовать по его пути не имеет смысла, это невозможно для русского композитора и надо вернуться к тому направлению, которое освоено и существует. Таким образом, мы можем констатировать, что два планируемых ответа: «Млада» (славянская мифология против немецкой) и философско-эстетическая теория «новой русской школы» (против существующей вагнеровской философской эстетики), – не оказались адекватными брошенному вызову, а если когда «Млада» и сравнивалась с «Кольцом нибелунга», то это сравнение говорило не в ее пользу.
В те же 90-е гг. XIX в. вокруг Римского-Корсакова образовалось новое окружение, состоящее из молодых людей, носителей взглядов нового поколения. Возникшее вначале как кружок почитателей таланта композитора и бесплатных театральных клакеров, сообщество это постепенно вошло в доверительный близкий круг общения Римского-Корсакова. Круг этот не был многочисленным и не составлял общественного движения. «Энтузиасты русской музыки были и оставались передовыми сознательными единицами, – писал А. Н. Римский-Корсаков, сын композитора, – за которыми шли десятки интеллигентов той же закваски, а в особо счастливых случаях может быть сотни их… говорить о роли и значении этих любителей можно лишь подходя к ним по методу биографическому» 112.
Тем не менее заслуги их в пропаганде русской музыки, в постановках опер общественными силами можно считать достаточно значительными. Эта новая генерация «фанатиков русской музыки» отличались от предшествовавшего поколения тем, что в силу возраста и воспитания воспринимала как наличную данность многие предметы, служившие для споров и дискуссий старшему поколению. Так, например, недостаточное внимание в литературе обращалось на то, что кружок Н. М. Штрупа собирался в доме его отчима В. И. Ламанского, друга И. С. Аксакова, О. Ф. Миллера и др. и по тем же субботам, когда у В. И. Ламанского собирались «братушки-славяне». В то время как «отцы» дискутировали о славянском единстве и славянском миролюбии, о коллективизме и сословности, о грядущей роли России в объединении славянства и мессианской роли православия, «дети» разыгрывали в четыре руки новомодную музыку Мусоргского и Римского-Корсакова, не получившую еще официального признания, и споры «отцов» служили естественной основой для построения будущих теорий «детьми» 113. Более уравновешенным было и их отношение к Вагнеру. Хотя Рафаил Бельский и вспоминает, что Вагнера играли «с оттенком пренебрежения» 114, тем не менее вопрос уже не стоял таким образом, «принимать» Вагнера или «не принимать». Вагнер стал уже частью музыкальной общественной жизни, зарекомендовал себя в качестве общепризнанного феномена и частично утратил уже привкус дерзкой новизны. Для молодого поколения была очевидна бесполезность отрицания Вагнера, необходимо было подобрать достойный ответ этой тенденции на русской почве. И взоры молодежи невольно обращались к Римскому-Корсакову. «Николай Андреевич был нашей звездой, нашей радостью, нашей надеждой. Мы видели в нем Мессию, который должен воплотить в музыке русский народный эпос подобно тому, как это сделано Вагнером в отношении германского эпоса. Словом, Николай Андреевич открыто и смело провозглашался нами гением русской земли» 115.
«…В подрастающем поколении происходил постепенный глубокий процесс образования общественного ореола вокруг его творческого имени», – писал А. Н. Римский-Корсаков116. В последующие годы процесс этот усилился и продемонстрировал свои особенно яркие проявления на рубеже веков, в помпезном праздновании 35-летия творческой деятельности, которое сам утомленный композитор называл «хроническим» 117, и, наконец, в событиях 1905 г., когда волею случая Римский-Корсаков оказался в водовороте общественного волнения, что вовсе не входило в его планы.
« в начало | продолжение »